Последний мужчина на Земле - Наталия Хойт

Вот тогда-то она села на землю и заплакала. Иногда не спасает даже мат.

– Долбаный, долбаный, долбаный трактор! Долбаный колхоз! – орала она дрожащим от обиды голосом. И оттого, что ее голос был таким противным, было еще обиднее. Она плакала и просто не могла остановиться. Весь мир, все эти новые женщины и новый уклад их жизни, были так далеко. В этот момент для нее все были так же далеко, как и пропавшие мужчины. Где-то там, за дальними далями. А тут оставалась только она одна. С этим дурацким, ничего не меняющим пониманием, что ей была дана работа и она с этой работой не справилась. А ведь она любила не только один хлеб, не только молоко, но и конфеты, и шоколадки Марс, и «Кириешки» со вкусом красной икры. Где теперь все это? Будет ли у нее все это еще хоть когда-нибудь?

Был апрель. Снег уже растаял, но земля была еще холодной, и ее задница замерзла от долгого сидения на ней. Заднице было наплевать на Ленины проблемы – у нее были свои.

И недавно прилетевшие птицы пели над ее головой, словно издеваясь.

Она в сердцах швырнула ключ на землю и медленно побрела в сторону деревни.

Глава 8. Соня и Маша

– А-А-А-А! – вопль, от которого могло взорваться сердце, разбил тишину. Наташа резко вздрогнула и проснулась от собственного крика. Она принялась рвать на себе волосы. – А! А! А! что это! было! Господи, кошмар какой!

Вокруг нее клубилась абсолютная темнота, и она слышала только свое собственное ужасное напуганное дыхание. Голая грудь в бешеном ритме поднималась и опускалась, она никак не могла успокоиться. Она не помнила, где она и что с ней, помнила только одно – что Сережу убили. И не просто убили, а запытали у нее на глазах, а она, связанная, ничем не могла помочь ему. ОНИ заставили ее смотреть. Она видела самое ужасное, что только можно сделать с человеком, она снимали с него кожу и посыпали его окровавленное мясо солью, прижигали каленым железом его глаза… вырывали крючьями ребра…. Она видела все самые давние ее страхи, и она умоляла убить ее вместе с ним… только чтобы не было так больно… а они хохотали и говорили, что вот сейчас придет и ее черед, и она тоже умрет не легкой смертью… они и для нее придумали свои особые десерты… значит, зря он пожертвовал своей жизнью ради нее… а она все смотрела на то, как лопались его (любимые) глаза, как сходила клочьями кожа, которая была такой бархатной и прохладной по утрам, и такой горячей, когда они занимались любовью… Сереженька, ее Сереженька, ее душа, ее мир, ее неизбывная любовь. Ее плоть и кровь сходили вместе с его. Как же он кричал… но она кричала больше. Ибо очень хотела смерти, а смерть все никак не приходила…

– Ты что, любимая? Что ты, что ты?! Тише, девочка моя, ну успокойся. Успокойся. Не надо, все уже прошло. Тебе сон плохой приснился. Ну-ну, не надо. Иди сюда, иди ко мне под мышку.

Волна кипящей, оранжево-зеленой радости затопила ее! О боже! Он здесь, он рядом, он живой! Мое чудо, господи, господи, господи! Она повернулась на зов. Протянула к нему руки, совсем как маленькие дети тянутся к матери, прижалась так крепко, как только это может быть, и он держал ее… просто держал… покрывал поцелуями ее лоб и волосы, ее счастливые, но все еще испуганные слезы, гладил по спине… гладил по спине и плечам – так, как это умеет делать только он – ее любимый, любовь всей ее жизни. Ее Сережечка.

Она даже не могла ничего говорить, так она была рада. И только довольно похрюкивала у него под мышкой, а он улыбался. А потом целовал ее. Целовал…

– Ничего не случится с тобой, слышишь! Сладкая моя, ты же моя, и я тебя никому никогда не отдам. Ничего не случится плохого. Это просто кошмар был.

О, так умел бормотать только он – и только для нее. Только это в жизни могло ее успокоить. С ним она ничего не боялась. Была самой сильной.

Ее всхлипы перешли в сладкие вздохи и сопенья. Засыпая рядом с ним, она вдыхала его запах, это был самый драгоценный аромат в мире, и она была счастливейшей женщиной на свете. Она до сих пор не могла поверить, что такое случилось именно с ней. Почему-то людям иногда сильно везет. И что бы ни случалось в их жизни с тех пор, как они встретились, она только смеялась трудностям в лицо. Она никому не завидовала, а ей казалось, что все завидовали ей. Может, это было и не правда, но ей было наплевать. Самое реальное в ее жизни – и вообще единственное что было в ее жизни и что она воспринимала по-настоящему серьезно – был ее любимый муж. Он был настоящим мужчиной во всех отношениях, ее абсолютный идеал, и он любил ее так, как мужчина в идеале должен любить женщину. И они всегда во всем были на равных. Но все равно втайне она относилась к нему как к богу и своему королю. Она безраздельно властвовал в ее сердце. Имеет ли значение что-то еще, когда тебе двадцать? Только лишь двадцать, а ты любишь кого-то больше своей жизни вот уже пять лет!

Все их знакомые говорили, что нельзя так сильно любить мужчину, но ей было наплевать, ведь она давно уже нашла смысл жизни.

Они познакомились в очереди у кинотеатра, он разговорил, рассмешил ее (какой же застенчивой и молчаливой была она тогда, но с ним как-то сразу все было легко), и они пошли в кино уже вместе. Это было ранней весной – вот как сейчас, и недавно у них была годовщина знакомства. Тогда, в марте, Сережка подарил ей цветы, а спустя несколько месяцев они поехали на Кавказ и долго бродили по пустынным горным тропам, курили траву, хохотали и фотографировали друг друга. Им никто не был нужен.

Иногда они ездили к теплому океану. Долго занимались любовью в маленьких тростниковых бунгало у берега, смотрели на нездешние звезды и бесконечно долго пили ром и друг друга. Она давно перестала читать книги – никакая мудрость этого мира ей была не нужна. Наверное, любовь делает нас старше и умнее, думала она.

Больше всего она боялась, что это все вдруг однажды закончится. Хотя это был подспудный страх, она не давала ему волю, но все же он всегда грыз ее маленькой отвратительной личинкой. Может, поэтому она так оберегала их семью от всего, что может случиться плохого. Она слышала, почти все мужья изменяют своим женам, и уже знала, что сможет простить ему и это тоже. Она, живя в родительском доме, и ложки не могла помыть самостоятельно, а тут научилась готовить, стирать, выполнять его маленькие прихоти. Это было самым большим удовольствием. Но она все-таки боялась. Может, поэтому ей вдруг приснился этот ужасный сон.

Но теперь она уснет еще слаще, изредка все еще вздрагивая от пережитого воспоминания.

А он будет рядом. Как ее личная китайская стена. И ничего с ней не случится. Никогда.

Утром она проснулась раньше него, и. как всегда, залюбовалась его красотой. Он не был ни худым, ни толстым – тело у него было как раз такое, как и должно быть у ее мужчины. Они с ним были одного роста. У него – широкие плечи. Мускулистый торс – он ходил в качалку. Ни волоска на теле и светлая поросль на ногах. Она иногда думала, что его следует поместить на страницы учебника по биологии за девятый класс, чтобы проиллюстрировать образец идеального человеческого тела. Когда она сказала об этом ему, он хохотнул – но комплимент определенно ему понравился.

Она стала целовать его лицо, покрывала нежными, прохладными, маленькими поцелуями. От этого он проснулся.

– Ммм… – она обожала его довольное, как у кота, мурчанье по утрам. Он лежал и позволял ей целовать себя. А сам наблюдал, как она это делает. Попытался притянуть ее к себе, но она со смехом успела увернуться. Убежала на кухню, откуда вскоре потянуло запахом блинов – он никогда не просил ее что-то печь, а иногда и сам мог побаловать ее по утрам, но она знала, что блины он любит. Позвала его ну кухню. Он не отвечал. Тогда она нетерпеливо побежала в спальню, чтобы увидеть его еще раз и стащить с него одеяло… но запнулась на пороге, увидев то, что совсем не ожидала увидеть.

Ее муж лежал без движения, открыв рот, из которого широким ручьем текла слюна, а глаза у него были совсем пустые и ничего не выражали. И при ее появлении ничего не изменилось. Она бросилась к нему в ужасе.

– Сережка! Ты что!

И при ее первом прикосновении все изменилось – он посмотрел на нее и опять был таким же Сережкой, ее солнцем, который любил блины и так крепко держал ее в постели во время секса. Сережа вытер слюну, и молча обнял ее.

– Что с тобой было? – отстранилась она, внимательно глядя на него.

– Ничего, а что, что-то было?

– Ну… ты сейчас так лежал, я думала, у тебя, может, какой-то припадок…

– Ты что, моя? Тебе показалось. Я просто задремал.

– Но у тебя глаза были открыты.

– Да ладно, тебе просто показалось.

Она посмотрела на него ещё раз, но ничего не смогла понять. Вроде бы все было так же.. но что-то неуловимо изменилось. То ли в выражении его лица, то ли в изгибе его улыбки, которую он теперь кривил по-другому.